И вот в один прекрасный день старушка увидела падишаха одного. Она стала ловко расспрашивать его, умело выведывать о том, что случилось.

– Что сталось с нашим падишахом, – говорила она, – как он оказался во власти дум и вручил поводья сердца деснице скорби? Прежде его лик всегда озаряли лучи радости, а его помыслы были отмечены знаками веселия. Ныне же я вижу; пыль печали покрыла цветы красоты, прах раздумий осел на розу изящества.

– О матушка, – отвечал падишах, – у меня есть сокровенная тайна, которую нельзя разглашать. Да будет тебе известно, что по моему приказу из Рума привезли гуляма. Мою жену обвинили в сожительстве с ним. Сердце не велит мне убить жену, но я страстно жажду знать истину и тем самым избавиться от мучительных сомнений.

– Да будет тебе известно, – сказала старушка, – что у меня есть талисман из числа амулетов Сулеймана, написанный на белом шелку сирийскими письменами. Когда твоя жена погрузится в сон, положи этот талисман ей на грудь. И она во сне расскажет тебе обо всем, что в действительности случилось.

Падишах удивился свойствам амулета и изумился такому решению. «Быть может, – сказал он себе, – для меня прояснятся обстоятельства этого дела и обнаружится тайна».

Когда настала вечерняя пора, старушка вручила падишаху мнимый талисман со словами:

– Когда твоя жена уснет, положи ей на грудь талисман, а под изголовье – этот кусочек железа. Но смотри, не засыпай сам и прислушивайся к тому, что она скажет.

Потом старушка отправилась к жене падишаха и шепнула ей:

– Я придумала хитрость и осуществила ее. Сегодня ночью, когда ты возляжешь на ложе вместе с падишахом, поскорее притворись спящей. Как только падишах положит тебе на грудь кусочек бумаги, начинай рассказ о превратностях судьбы, о том, что произошло. Если сердце падишаха привязано к тебе, если в его помыслах сохранилась любовь, если он жаждет аромата свидания с тобой и стремится к ветерку твоей красоты, если в потайном кармане тайн любви у него осталось золото, а в узелке искренних деяний еще припас, то он возликует. Если же он хочет расстаться с тобой и дать тебе развод, если дню свидания суждено смениться ночью, если ваши чувства обречены на гибель, то тогда хотя бы полы твоего целомудрия очистятся от клеветы, а тело твое сбросит одеяние этой беды. Ведь клевета врагов своим пламенем сжигает сердце, а из глаз исторгает потоки слез.

Дочь кайсара легла в постель, как ей велела старушка, и стала ждать, что заготовил ей рок.

Прошел час или два, и падишах приложил к груди царицы талисман, а под подушку спрятал кусочек железа. Жена его, оживив в душе страдания и скорби этих дней и лет, заговорила. Она рассказывала о том, что ей пришлось испытать в жизни, о радостях и горестях, которые начертала рука судьбы на листах ее сердца.

– Моим первым мужем был юноша, похожий на ветвь жасмина. Он стал для меня ключом радости, казался моей душе светочем утра. Это был побег на лужайке счастья, ветвь древа благоденствия. Цветник его щек радовал взоры, жасмин его ланит услаждал взгляд. От него я родила сына царственного рода, похожего на луну в небе.

Когда же отец выдал меня замуж за падишаха этой страны, то я по своему недомыслию скрыла от него своего сына. Но в разлуке с ним я страдала, звезда моего терпения сгорала, луна покоя шла на убыль, и вот я хитростью привезла его из Рума, чтобы излечить свое раненое сердце. Стоило мне только посмотреть на него, как сердце обретало покой, от одного взгляда убывала моя печаль. И вот однажды я встретила его одного и почувствовала себя, словно жаждущий, который находит прозрачную воду, словно возлюбленный, который обретает ночь свидания. От избытка материнской любви я привлекла его в объятия, стала вдыхать амбру его кудрей и целовать нарциссы его глаз. Но случилось так, что об этом прослышал падишах, и он приказал отрубить голову моему сыну!

Увы! Коли глаза лишены возможности видеть его, то обречены плакать, чтобы переполненное скорбью сердце изменилось в слезах, чтобы келью скорби озарил светильник печали.

– Коли уж я потеряла любимого сына, – продолжала она, – хоть бы шах теперь не разлюбил меня и не перестал встречаться со мной.

Шах, услышав эти слова, стал целовать ей лицо и волосы проливать поток слез из глаз.

– О смысл моей жизни, основа моей радости, – воскликнул он. – Что за роковую ошибку ты совершила, зачем обрекла себя на клевету и погубила сына?!

Он тут же вызвал хаджиба и сказал:

– Тот красивый мальчик, тот несравненный отрок, которого ты убил, был, оказывается, сыном моей возлюбленной, любимцем моей красавицы жены. Где покоится его прах? Над его могилой надо воздвигнуть гробницу и цветник.

Хаджиб поцеловал прах перед падишахом и ответил:

– Да будет падишах вечен, да живет он тысячи лет! Благая весть для тебя: сын твоей жены покоится в паланкине жизни, тот луноликий пребывает в радости. В безопасности он сидит в саду с друзьями. Приметы царственности сверкают на его челе, лучи величия проступают на его ланитах. Когда падишах приказал казнить его, твой нижайший раб хотел тут же исполнить приказание. Но румский шахзаде сказал мне: «Не спеши с моей казнью, ибо я побег из рода кайсара, древо царственного происхождения. Мать моя, шахиня вашей страны, постыдилась разглашать тайну обо мне и мой секрет. Быть может, придет время, когда счастье будет сопутствовать мне, когда расположение светил станет благоприятным, а божественная милость распространится на меня и мать моя доведет до слуха падишаха нашу историю. Тогда мое славное происхождение спасет меня из этого унизительного мрака, а совершенство моих достоинств дарует мне жизнь в этом мире. Легко срубить дерево, но трудно посадить его и вырастить!»

Падишах приказал тут же привести сына жены, подобного восходящему солнцу, сияющего, как луна. Мать, увидев лицо сына, в благодарность за сохранение его жизни отреклась от христианской веры. Ее примеру последовал сын и разорвал на себе зуннар. Хаджиба наградили как следует, ему дали много редкостных вещей и драгоценных тканей.

– О падишах!– закончил Бахтияр рассказ. – В этом повествовании много полезного для разумных мужей, пища для духа мудрецов. Самая же большая польза и главная мысль та, что надобно поразмыслить, прежде чем убить живую душу. Если бы хаджиб убил сына, то, когда истина отделилась от лжи и обнаружилась тайна матери и сына, он заслуживал бы наказания, а не вознаграждения и поощрения. О падишах! Согласно требованиям разума и законам справедливости не спеши с моей казнью, ибо когда-нибудь твои возвышенные помыслы убедятся в моей невиновности, в том, что я не совершал преступления.