Абу-Таммам поклонился и сказал:
– Твой нижайший раб готов принести себя и свое состояние в жертву, чтобы осуществилось желание падишаха.
Везиры приготовили все необходимое для посольства, вручили ему коней, драгоценные каменья и жемчуга, роскошные одеяния, инкрустированное оружие и на протяжении целого перехода провожали его с вином, музыкой и всем прочим.
Когда Абу-Таммам прибыл в столицу Чина, шаха той Страны известили о. прибытии посла, и он приказал отвести для него помещение, прислать вина и всякую снедь. Слуги также встретили его весьма почтительно.
Когда Абу-Таммам доставил шаху дары и подношения, Поклонился и приветствовал его, шах Чина оказал ему всякие почести и уважение, какие только возможны, и приказал своим приближенным также почтить и возвеличить посла.
В один прекрасный день шах Чина сказал Абу-Таммэму
– Страна Арран – великая страна, а шах ее – великий муж. И для своей благородной дочери я не вижу на земле мужа достойнее его, царя более великодушного и величавого. Но очень уж маленькое приданое я для нее приготовил, я выделил ей только самое необходимое. Ты, посол, кажешься человеком верным, с твердым духом. Как говорят: «Воистину для благородного мужа глаз его – спасение». Тебе надлежит самому увидеть мою дочь, взглянуть на ее приданое. Если она достойна шаха Аррана, то повелевай!
Абу-Таммам поцеловал перед ним землю и сказал:
– Согласно указаниям разума и положениям шариата мне не подобает видеть лицо или слышать голос благородного создания, которое произошло из отцовских чресел падишаха и предназначено для брачных уз с падишахом. Если бы не была она достойной моего властелина, то божественный рок и небеса не внушили бы ему эту страсть, даже более того, судьба не вложила бы в его сердце мысль об этой жемчужине.
– Что же касается приданого, то наш падишах помышляет не о стяжательстве, а о совершенстве. Как говорят: «Богатство – непрочно и преходяще, а дружба – вечно благоухающий мускус».
– Хвала тебе, о достойный мудрец и опытный муж! – воскликнул шах Чина. – Много послов приезжало, чтобы посватать мою дочь и заключить брачный договор. Но каждый посол, едва я предлагал ему взглянуть на невесту, тут же спешил посмотреть на обитательниц гарема, желая видеть моих жен и дочерей. Я же не мог снести бремя такой дерзости и приказывал тут же, по пути в гарем, отрубить ему голову. По поведению и поступкам посла я судил, что его властелину неизвестны законы родства, поскольку посол не знает законов почитания.
– Глупость слуги свидетельствует о глупости его господина. Когда же я убедился в твоем превосходном уме и больших познаниях, то заключил, что звезда получает свет от солнца, что жемчужина в раковине образуется от тучи, что каменья жизненного опыта в твоих россыпях произошли благодаря свету, отраженному от солнца совершенств падишаха. Отныне моя дочь – служанка падишаха, а все свое состояние и богатства я также дарю ему.
Созвали духовных наставников, судей и вельмож и заклюй брачный союз на основе шариата и установленных обычаев. Когда два царя породнились и две страны объединились в дружбе, то сама история, казалось, устроила пиршество, само веселие начертало заглавный лист счастья.
Когда закончили хлопоты по брачному договору и исполнили все обязательства по нему, снарядили паланкин и корабль и весь двор вышел провожать дочь падишаха, Абу-Таммам же отправил гонцов к своему падишаху с доброй вестью.
Шах Аррана, получив приятное известие, выехал встречать царевну на несколько переходов. Когда он узрел красоту девы, этой павы, которая грациозно выступала в саду свидания, в цветнике кокетства, он приказал открыть двери сокровищниц и развязать кошели.
Падишах щедро одарил воинов, вино лилось рекой, музыка звенела на царских пиршествах. А к Абу-Таммаму падишах привязался еще больше, он учился у него знаниям и тонким мыслям. И тогда везиры сказали друг другу:
– Надо во что бы то ни стало избавиться от этого выскочки, ибо падишах позабыл дорогу в цветник наших советов, предал забвению радости в саду наших наставлений. Раньше он срывал плоды с наших деревьев, зажигал светильник от нашей свечи. А теперь он сторонится нас, и это может привести к потере нами положения и состояния; он избегает нас, и это может повлечь умаление нашей славы и получаемых даров.
Наконец везиры решили прибегнуть к услуге двух мальчиков, которые прислуживали шаху в его покоях. Это были Умные и красивые отроки, они каждую ночь массировали шаху ноги. И вот везиры сказали:
– Исцеление нашего трудноизлечимого недуга – в руках этих мальчиков. Мы заплатим им большие деньги, чтобы они, когда будут растирать ноги падишаху, говорили друг другу Шепотом, но так, чтобы слышал падишах: «Абу-Таммам отплатил властелину черной неблагодарностью, сплутовал в игре! Он дерзнул забыть милости правителя, посмел опозорить шахский гарем, пренебрегая осторожностью и отринув благородство».
И вот мальчики, растирая ноги падишаха, стали болтать друг с другом.
– Если бы мы не страшились падишаха, – говорили они, – то отрубили бы голову этому подлецу Абу-Таммаму! Он пренебрег чувством благодарности к покровителю и обесчестил его гарем. Он говорит, будто жена падишаха влюблена в него самого, иначе она не покинула бы родную страну.
Шах, слыша подобные речи, вскипел от негодования гнева, сердце его забилось, в душе загорелось бесовское сомнение, искры гнева спалили гумно терпения и разума. И он сказал себе: «Если бы я услышал эти слова от взрослых то подумал бы, что говорят из зависти и корысти. Но за что этим детям ненавидеть Абу-Таммама? Они просто болтают повторяют то, что слышали».
Едва повеял утренний ветерок и на востоке забрезжил рассвет, Абу-Таммам уже готов был служить шаху. Шах сказал ему:
– У меня есть трудное дело. Разреши его.
– Приказывай, – отвечал Абу-Таммам. – Если твой нижайший раб сможет найти правильное решение, он ответит.
– Если правитель увидит, – начал падишах, – что подданный предал его, или же убедится в его преступных деяниях, о которых даже говорить стыд и срам, то чего заслуживает такой раб?
– Его надлежит убить, – отвечал Абу-Таммам, – следует пролить его кровь.
Шах тотчас выхватил кинжал и перерезал Абу-Таммаму горло. Впредь он прекратил видеться с дочерью шаха Чина, которая была первой красавицей мира и чудом времени, перестал разделять с ней брачное ложе.